Слово "агапао" (αγαπαω) имело наиболее возвышенный смысл из всех относящихся к любви слов. Оно обозначало: любить (бескорыстно и самоотверженно), желать добра, ценить. Это любовь, в которой проявляется готовность служить людям и помогать им. Это наиболее конструктивный в личностном плане вид любви, ибо таинственным образом дело обстоит так, что чем больше личность отдает, тем более она остается самой собой (Вальверде. 2000, с.366).
Именно это понятие употребляется в подавляющем большинстве евангельских мест для обозначения любви Бога к человеку и любви человека к Богу или другим людям.
Приведем наиболее важные их них:
– "Нет больше той любви (αγαπην), как если кто положит душу свою за друзей своих" (Ин. 15. 13);
– "Как возлюбил (ηγαπησεν) Меня Отец, и Я возлюбил (ηγαπσα) вас" (Ин. 15. 9);
– "Заповедь новую даю вам, да любите (αγαπατε) друг друга; как Я возлюбил (ηγαπησα) вас, так и вы да любите (αγαπατε) друг друга" (Ин. 13. 34);
– "Я говорю вам: любите (αγαπατε) врагов ваших" (Мф. 5. 44);
– "возлюби (αγαπησεις) Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим" (Мф. 22. 37);
– "возлюби (αγαπησεις) ближнего твоего, как самого себя" (Мф. 22. 39);
– "Ибо так возлюбил (ηγαπησεν) Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного" (Ин. 3. 16);
– "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви (αγαπην) не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий" (1 Кор. 13. 1) (и все последующие стихи о любви);
– "Ибо весь закон в одном слове заключается: люби (αγαπησεις) ближнего твоего, как самого себя" (Гал. 5. 14);
– жена "спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви (αγαπη) и в святости с целомудрием" (1Тим. 2. 15);
– "Мужья, любите (αγαπατε) своих жен, как и Христос возлюбил (ηγαπησεν) Церковь и предал Себя за нее" (Еф. 5. 25);
– "Кто любит (αγαπων) брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нем соблазна" (1 Ин. 2. 10);
– "Бог есть любовь (αγαπη), и пребывающий в любви (αγαπη) пребывает в Боге, и Бог в нем" (1 Ин. 4. 16).
В полном смысле этого слова можно сказать, что христианство явилось именно как откровение о любви, но такой любви, какой еще никогда прежде не знал мир. Эту любовь явил Собой Бог-Сын: "Любовь являет нам Свою тайну на Кресте, раскрываясь как Жертва, когда искупительный путь Господа предстает пред нами в виде превосходящих всяческое разумение страданий и унижений, вобрав всю немощь человеческой природы, чтобы растерзать на Кресте Послушания смерть" (Сидорова. 1999, с.45).
Слово "филео" (φιλεω) обозначало: любить, относиться по-дружески, испытывать привязанность, питать чувства, и, даже, целовать. Отсюда и произошло понятие "филиа" (φιλία) – любовь, привязанность, дружба. Оно имело широкое и часто не очень дифференцированное употребление: от дружбы с товарищем до любви к пищевым деликатесам. Кроме того, φιλία означает любовь в смысле естественной склонности, в виде аффекта с оттенком непроизвольности – в отличие от понятия αγαπη, где на первый план выступает момент именно свободного избрания объекта любви (Зарин. 1996, с.370-371).
В тексте Нового Завета это слово используется в различных подобных значениях: друг, приятель (Лк. 16. 9; Ин. 15. 13; Деян. 19. 31; Иак. 4. 4 и др.), целовать (Лк. 7. 38; 7. 45; 15. 20; 22. 48; Мф. 26. 48) (в том числе и предательский поцелуй Иуды), любить есть (Мф. 11. 19), любить предвозлежание на пиршествах (Мф. 23. 6), сребролюбие (Лк. 16. 14; 1 Тим. 6. 10; 2 Тим. 3. 2), самолюбие (2 Тим. 3. 2), любящий спорить (1 Кор. 11. 16), любящий первенствовать (3 Ин. 1. 9), любящий удовольствия, сластолюбивый (2 Тим. 3. 4), любящий неправду (Откр. 22. 15), не любящий добра (2 Тим. 3. 3). Глубоко символично, что филическая "любовь" Иуды аналогична его поцелую, который и обозначается через филический синоним: "Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую (φιλησω), Тот и есть, возьмите Его" (Мф. 26. 48).
Филическая любовь неправильна и в отношении самого себя: "любящий (φιλων) душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную" (Ин. 12. 25). Если по евангельскому слову (Мф. 22. 39) ближнего нужно возлюбить (αγαπησεις) как самого себя, то, безусловно, здесь предполагается, что и себя надо любить именно любовью агапической; это подтверждается и тем, что такое негативное качество, как самолюбие, обозначается именно филически (2 Тим. 3. 2).
В евангельском словоупотреблении, правда, имеется и несколько исключений, в которых филическая любовь употребляется в возвышенном контексте, прилагаясь даже к Иисусу Христу и Богу, и на это, конечно же, нельзя закрывать глаза. Приведем соответствующие цитаты:
– "Ибо Отец любит (φιλει) Сына и показывает Ему все, что творит Сам; и покажет Ему дела больше сих, так что вы удивитесь" (Ин. 5. 20); но во всех параллельных местах к этому библейскому стиху (Ин. 3. 35; Ин. 17. 26; Мф. 3. 17; Мф. 17. 5; 2 Пет. 1. 17) любовь Отца к Сыну выражается только в агапической форме;
– "Кто не любит (φιλει) Господа Иисуса Христа, анафема, маранафа" (1 Кор. 16. 22); но сам Иисус Христос в отношении к Себе других говорит именно о агапической любви (Ин. 8. 42; 14. 15; 14. 21; 14. 23; 21. 15); этому же примеру следуют и апостолы в отношении к Христу (Гал. 5. 6; Еф. 6. 24; Евр. 6. 10; 1 Пет. 1. 8; 1 Ин. 4. 19; 1 Ин. 5. 1); кроме того филическая любовь к Христу никак не отрицает любви агапической, а является предыдущей ее ступенькой, тогда слова ап. Павла (особенно их особый категоризм) можно понять так, что если кто-то из христиан не любит Господа хотя бы простой, доступной каждому, филической любовью, то дело весьма плохо и требует наказания и исправления; что мысль апостола именно такова, или имеет подобную направленность, показывает и то, что сразу после этого он говорит именно о агапической любви: "Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами, и любовь (αγαπη) моя со всеми вами во Христе Иисусе" (1 Кор. 16. 23-24), как бы подавая этим личный пример и призывая к такой же агапической любви;
– "Кого Я люблю (φιλω), тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся" (Откр. 3. 19); в остальных местах Откровения, где говорится о любви, используется именно агапическая форма (Откр. 1. 5; 2. 4; 2. 19; 3. 9; 12. 11; 20.
, филическая же любовь появляется в виде любви к неправде: "А вне – псы и чародеи, и любодеи, и убийцы, и идолослужители, и всякий любящий (φιλων) и делающий неправду" (Откр. 22. 15).
Таким образом, как нам кажется, наличие этих мест абсолютно ничего не меняет в оценке филической любви в ее отношении к любви агапической: ни количественно (три раза из почти двухсот случаев словоупотребления, что составляет всего 2 % – а остальное приходится на агапические формы), ни качественно-содержательно, поскольку предполагает возможность другого толкования. Поэтому эти исключения еще больше подтверждают общее правило, кроме того нельзя не учитывать, что их наличие может обуславливаться и ошибками переписчиков текстов, которые, опять же, могли не обращать специального внимания на разделение в употреблении близких по смыслу глаголов любви, тем более, что филическое словоупотребление было широко распространено как в обычной, повседневной жизни, так и в культурной среде, философских текстах и т. д.
С точки зрения концептуального анализа слов филиа и агапе в Новом Завете особенно интересен диалог между Иисусом Христом и ап. Петром (Ин. 21. 15-17), внутренняя подоплека которого стала практически непонятной при переводе на русский язык:
"Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси агнцев Моих.
Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих.
Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его: любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих".
Дело в том, что и в первом, и во втором вопрошании Иисуса Христа используется именно слово "агапас" (αγαπας), а в соответствующих ответах ап. Петра – слова "фило" (φιλω). Таким образом, оба раза Иисус Христос спрашивает ап. Петра, любит ли он его любовью бескорыстной и самоотверженной ("агапической"), а в ответ слышит общие утверждения о любви обыденной ("филической").
Священник Максим Козлов в специальной работе, посвященной "Глаголам любви в Новом Завете", наоборот считает, что филия – более близкая любовь, чем агапе, и на нее Петр не имел права, после отречения (Козлов Максим свящ. 1995, № 2, с.32). Это, как нам кажется, не совсем верно, ибо, во-первых, последовательное использование ап. Петром филического глагола любви (а значит, и его "право" на соответствующую любовь) в данном диалоге никак не отрицается самим Христом (наоборот, при этом Петр благословляется "пасти овец" Христовых), во-вторых, любовь-филиа не столько более близкая, сколько более простая и заземленная, своеобразная "любовь-дружба", в отличие от возвышенной любви-агапе (Малков. 1997, с.53-54).
Кроме того, дело здесь не только в значениях "глаголов любви", но и в способе их конкретного текстуального употребления. Конечно, нужно учитывать, что в реальности диалог между Иисусом Христом и ап. Петром происходил либо на древнеарамейском, либо на смеси последнего с общенародным греческим ("койне"), но это никак не снимает проблемы того, а что же, собственно, хотел сказать именно этим текстом написавший его по-гречески ап. Иоанн (который как раз хорошо знал и греческий язык, и греческую культуру).
Приведем схематичную структуру этого диалога с точки зрения употребляемых глаголов любви (указывая в скобках их греческие формы):
1) вопрос – агапаc (αγαπας); ответ – фило (φιλω) (Ин. 21. 15);
2) вопрос – агапаc (αγαπας); ответ – фило (φιλω) (Ин. 21. 16);
3) вопрос – филеис (φιλεις); ответ – фило (φιλω) (Ин. 21. 17).
Тогда общую мысль ап. Иоанна можно выразить приблизительно так: 1) Христос спрашивает ап. Петра о самоотверженной любви, той самой, которой нужно возлюбить (αγαπησεις) Бога и своего ближнего (Мф. 22. 37, 39); в ответ же Он слышит, что ап. Петр любит Его близкой, но заземленной филической любовью – слово "филио" нередко в греческом языке обозначало и просто дружбу, хорошее отношение и т. д.; то есть, заостряя ситуацию, Христос спрашивает о готовности умереть за Него, ибо нет большей той любви (αγαπην), как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15. 13), а слышит в ответ, что к Нему питают дружеские чувства; 2) и второй раз Христос вопрошает о том же, но уже усиливая значимость вопроса, что выражается уже в самом факте его повтора; Петр отвечает также – он не улавливает этих тонкостей или не особенно обращает на них внимание; 3) поэтому не удивительно, что "Петр опечалился" при третьем его вопрошании – он то думает, во-первых, что отвечает верно, и во-вторых, что отвечает на один и тот же вопрос; но при третьем вопрошании, и это принципиально важно, использован не глагол агапас, а фило – Христос идет навстречу используемому Петром языку, но при этом как бы вопрошает: "так все-таки ты меня не агапас, а фило?"; и в третий раз Петр отвечает одинаково, но теперь уже подтверждая вопрос Христа о филичности своей любви; но Богу дороги и те крупицы любви, которые в нас есть, или которые мы не можем осознать и выразить – и это делает понятным, почему после каждого вопрошания Христос благословляет Петра на его служение другим ("паси овец Моих"), ибо только в таком служении и будет очищаться любовь филическая и взращиваться настоящая агапическая любовь.
И, наконец, слово "эрос" (ερως) употреблялось для обозначения следующих явлений: желание, стремление, страсть к кому-либо, страстная любовь. В нем явно прослеживался половой оттенок, а в настоящее время оно употребляется практически только в физиологическо-сексуальном смысле.
В Новом Завете мы не нашли ни одного употребления слова эрос (ни его производных), при этом мы пользовались электронной формой древнегреческого Textus Receptus и помощью греческо-русских словарей Нового Завета (где отражены все слова, встречающиеся в греческом тексте всего Нового Завета). И это "молчание" Нового Завета говорит очень о многом: скорее всего здесь можно предполагать специальное и сознательное дистанцирование от такого общеупотребимого и широкого используемого в древнегреческой философии и культуре термина, но имеющего неприемлемый для христианства контекст